3 часть (страница)
Ю. Коленко |
|
| * * * Я всё-таки избавлюсь от курса доллара, от чёрных четвергов и вторников, от прессов, яблок, домов, либералов, демократов, от вторых этапов Чечни и приватизации, от расширения НАТО и сужения России, от думы и бездумья, от оберминистров и унтерпремьеров, от темпов спада пустых и полных полок, от корзин потребителей, от Олби и МММ, — ещё усилие и уже не волнуюсь, спокойно выслушиваю обе стороны и двухстороннюю ложь, не воплю дурным матом: вампиры, вурдалаки, упыри; но снова вижу: виновны все и нет виноватых. |
Ю. Коленко |
|
| * * * Мы виноваты, и тот, кто с экрана или по радио говорит: всё в порядке, братцы, чёрное — не чёрное, присмотритесь — белое, — это мы, испуганные своей виною. Да, мы невольно историю делали, но где ж преступление? Эти фигурки где-то наверху, на котурнах, на кафедрах и трибунах, под облаками, — что они могут, что они знают, что они там пищат и машут? Но и мы — в чём мы виновны? Что встаём утром, идём куда-то добывать хлеба, а повезёт — масла, возвращаемся на диван, — что мы такое совершаем, когда успеваем нагромоздить горы зла, как рождаются из нашей невинности источники крови, слёз, мы ведь и не помышляли о грехе, только о жизни? |
Ю. Коленко |
|
| * * * Перед тобой враг, и противник, и материал для обработки, ты уничтожаешь, и обмениваешься шутя ударами, и лепишь человеческие черты, ползёшь перед броском, и позируешь со шпагой, салютуя и нападая, и паришь в благородной синеве идеала, зелёный от злобы, и кипучий в мужественной игре, и довольный, как Бог в первой беседе с Адамом. |
Ю. Коленко |
|
| * * * Раскрываю Евангелие, и ток, магнетизм исходит, как от одежд Христа к женщине, которая коснулась, среди песков и оазисов ходили; и ослепительная, вдохновляющая связь с Богом, очи горе, не думайте, что говорить, ваши уста сами произнесут нужное, касаюсь страниц пожелтелых, или белых, тонюсеньких европейского издания, или со славянским шрифтом, или даже отрывки в учебнике по старославянскому языку, и трепет перед силой и загадкой смирения, победивших топорную мудрость Рима, его силу, льющую кровь, его превосходство, втаптывающее в землю, серьёзность слов простых о душе, братстве, прощении. |
Ю. Коленко |
|
| * * * Ночь. Сижу в тёплой комнатке. Степи калмыцкие. Село — островок. Январь и холод. А в Первомайском ждут рассвета заложники. Пообещали им смерть в десять часов. Каждому своё: бюрократу букву, жертве — бескровное бытие, замороженное. Мёрзнут генералы, ни поесть, ни поспать по-человечески. Вместо привычных карт и машинописи — телефон да рожи подчинённых. Звони всё время да отвечай на дурацкие вопросы, начальство есть и у генералов, приходится рычать и кидаться, не то хуже будет — лишат прокорма. Утром услышал, что начали штурм — как ударило. После двух слов по делу по всем радиостанциям уже ничего не происходит, там Моцарт, там дети мило болтают в детсадике, там бизнес-клуб, даже по "Свободе" — спорт. Да загляните вы чуть дальше носа, посмотрите на искромсанные трупы, послушайте вой осиротевших семей, горят дома, передали, вертолёты прокладывают взрывами коридоры в чём-то на земле, по ним втягиваются маски, слышны автоматные очереди. Двадцать первый век, вместо камней — пуля, Сильное племя, вожди его решили подзакусить слабым. 14-15.1.96 |
Ю. Коленко |
|
| * * * Очиститься хочу, в душ, в скит, на столп египетский, взмолиться, сбросить коросту шелков и парчи, варёнки! Где Бог, где разум, где высшие силы, где просто какие-нибудь силы, где хоть одна ступенька засыпанной прахом лестницы к совершенству? |
Ю. Коленко |
|
| * * * Почему? Почему эта незатихающая память? Эта неутомимая работа — склеить прошлое из черепков счастья и горя? И что делать? Задушить прокалывающие землю побеги или вырастить, дать созреть? И как выдержать, живя и умирая пронзённым нежными острыми листьями? |
Ю. Коленко |
|
| * * * Не победить время, не выиграть у него, что час, что секунда счастья — всё приравнивается к мигу и вечности, можно, да, можно в лодчонке против течения к обломкам империй и полисов, к духу ушедших народов, а желаешь — рванись в будущее, надрывая двигатели, пропуская долины в цвету — жизнь, в растерянности загороди плотиной время, собери в озеро, ешь его, пей, кружи акулой, наслаждаясь никчёмным богатством стоячего позеленевшего времени — или провались в злой поток, вырывающийся за плотину, погибни или уцелей, но не враждуй с ним. |
Ю. Коленко |
|
| * * * Раствориться в задаче, как Эйнштейн в луче света, как Демокрит в точечках атомов, как Мендель в крупинках генов, дать мозгу свободу, отпустить вожжи, пришпорить вычислениями, схемами, упереть его, как плечо, в преграду, заслоняющую путь к природе вещей, отступить, огорчённому, уязвлённому, заняться житейской чепухой, спрятать загадку в глубине ума и терпеливо дожидаться в засаде, прозреть, удивиться стройности и простоте, бродить вокруг решения, рассматривая, трогая иногда пальцем, протирая, подправляя шероховатости, скромно сообщить всем спокойным, обесцвеченным тривиальностью голосом. |
Ю. Коленко |
|
| * * * Всё прах, только живое слово, несколько слов очеловеченных, субъект и предикат суждения, подлежащее, сказуемое, да такие, что только вскочат через глаза в сознание — и затрепещут, как рыба на песке, расцветут, как пионы утром, как фиалки вечером, взовьются, как противоградовые ракеты к грозовому облаку, истомят в мгновение, как грузинский летний день в жарком тенистом саду, заиграются меж собой, как котята, повлекут к приключениям, будто два авантюриста, что спрыгнули с палубы брига на набережную ночного города, закручинятся о вселенной, как Демон, присевший на развалины замка. |
Ю. Коленко |
|
| * * * Снег, снег, опускание снежинок отвесное, подрастание пухлого белого ковра на земле, а вот и трактор торит тропу в переулке, "Белорус", бульдозерец небольшой, белое чудо, опера, шапки на деревьях, хлопья на ветках, связь неба и земли, небо что-то втолковывает настойчиво, ненавязчиво, играючи, небо серое шёпотом облегчает душу, облекает землю белизной правды. |
Ю. Коленко |
|
| * * * После "Времени" по телику "Голова профессора Доуэля". Ещё полчаса до неё, но начинается пресс-конференция Горбачёва после встречи с Рейганом. Нет, не уложатся, а может быть, сократят? "Голова" — это так интересно, таинственно, хоть и назубок известно со времён хождения под стол пешком. Но зрим голову и торс Горбачёва, он строит упрямо из слов-кирпичиков правильные мысли-домики в головах неверующих журналистов, наконец, распаляется и гремит: "Народ обгоняет нас, политиков, в своём стремлении к дружбе". Пронял корреспондентов и снова: "Разоружение: ракетное — ракетное, обычное — обычное, всё можно, всё сократим, карты на стол, кстати, тут и увидим, кто лукавит, ведь известно всё всем, и нам, и вам, что где стоит, что где лежить, великая вещь — знание!" Снова прошиб недоверие — улыбаются. Да, голова. Эх, "Голова"! Нет, не будет тебе Доуэля сегодня, захватывающей истории, известной с третьего класса. Ограничимся живейшим, величайшим историческим приключением. 11.12.87 |
Ю. Коленко |
|
| * * * Этот проклятый политикан Сидоров, — думаешь раскалённо, — или: иуда Петров, или: исчадие Семёнов, не выдерживающие сравнения ни с животными — свиньёй, ослом, гиеной, сукой и крысой, ни с амфибиями и пресмыкающимися — змеёй, жабой, хамелеоном, ни с насекомыми — клопами, тараканами, ни с пауками — крестовиками, тарантулами, разве что с вирусом какого-нибудь спида, но вирус образа не имеет — рожи, носа, губ, глаз. Кипятишься, а потом — тпру! стой! ведь все они только болтают, а гнусности совершаем мы сами, сами грабим и убиваем, насилуем и разрушаем, сами перестреляли и пересажали до войны миллионы самих себя, вместо голоса совести слушаем очередного прохиндея и казнокрада, сами христопродавцы, такие же ироды, каины, иуды на деле, как те на словах, и выбор, к сожалению, ужасен: быть съеденным или пожирать. |
Ю. Коленко |
|
| * * * Спокойно смотри, оценивай, вслушивайся, помни, пусть не забьётся сердце, пусть не опустятся руки, нет настроений, есть слаженный механизм нервов, долг, честь и честность, покойная совесть, тишь души, отдыхай, утомясь, не думай, молчи, гляди на дым сигареты, подолгу наблюдай листья, но не первые, вешние, не останавливайся ночью под яблоней в цвету, не шепчи: "Что ж это? Как это возможно?" Будь щедр, отдавай всё: время и сердце, разлюби радость, не мчись на лыжах по блистающему простору, не бросайся в воду солнечным утром, не разглядывай рощу берёз в инее на голубом небе, писем не жди, распечатывай без жадности, разлюби и печаль, и низкую полосу заката, и запах розы, и поле туманное осенью, не собирай грибы один в застывшем лесу, не смотри на летящего аиста. Но если залюбуешься и зажгутся синим и красным капли на утренних листьях травы, и выйдет лизнуть соли лось на просеку из чащи, и созреют сине-розовые сливы, и тяжёлые груши напрягут ветки, и тёплым утром пара аистов закружат высоко в небе, готовясь к отлёту, и на столе томик стихов Китса, а в стакане букетик цветов полевых с колючим лиловым татарником, и среди плодов позднего лета, красой наделённых солнечным светом, неожиданно встретишь ту, что была невообразима, и душа её в глазах, в нежном лице, и задыхается голос, и как воздушный шарик, вдруг послушна, и все, кто видит, в неё влюблены, и растает блестящий ледок, зазвучит старинная песня, и любовь, снисходя, потреплет тебя по щеке. |
|
Ю. Коленко |
|
| * * * Март. Чёрной ночью сырой ветерок с каплями ползёт по селу, по России лишённой империи, маршей, лицезрения вождей на мавзолее им. Мавзола, просвистывает из уха в ухо в пустых головах, вместо потока слов залихватской идеологии, утешно-уместной, бывало, по большим праздникам. 6.3.92 |
© Коленко Юрий Григорьевич, 1991-2000
© Царскосельский журнал для поэтов
"Мансарда", 1991-2000
| Ю. Коленко 1 часть (страница) |
Ю. Коленко 2 часть (страница) |
