Павел Мальцев
Стихотворения
(3-я часть)
My death
Злобной собакой пролаял звонок.
Дверь открыта - она в лунном свете стоит.
За рекою в окне погас огонек…
А она стоит и молчит.
"Ну и ладно, пошли, садись у огня,
Чай замерзла? Так чаю попьем…
Хоть, признаться, не ждал я тебя…
Да не стой на пороге, входи же ты в дом"
Усмехнулась Костлявая: "странный прием,
Прямо скажу, ты меня удивил…
Что ж, холодно правда, идем чай попьем,
Но времени мало, час твой пробил"
Мы на кухне сели, я чай заварил,
Ветер шумел в высоте темных крон…
Я чай по чашкам без ручек разлил
И мы пили чай моих похорон.
Мы тихо болтали о том и о сем,
Она вспоминала старые дни,
Я сетовал ей на попсу да на стрем,
Да грустил о ушедшей любви…
Она погрустнела, вспомнила что-то,
Вытерла череп костями руки,
Сказала: "Пора, такая работа…
Пошли по дороге святого Луки…"
Мы встали, я убрал со стола,
Она саван поправила на щуплых плечах,
Дверь открыли -- дорога светла,
Да на тысячу миль, да в зеленых полях.
И с первым шагом исчез старый дом,
И мой город -- рассерженный улей…
Я ушел, я забылся а да вечным сном…
Я ушел с Костлявой, я умер…
We are going to the beach
Мы вышли из дома, что в конце улицы
Имени плахи и топора,
Мы смотрели на солнце, смотрели не щурясь,
А с солнца на город стекала жара.
Мы смотрели на небо, мы видели дыры,
Мы смотрели на улицу, а видели кровь.
А в лужах крови -- окна квартиры,
В окнах -- Вера, Надежда, Любовь…
А мы шагали, шагали вперед,
На площадь имени аутодафе,
Где ведьма горит на костре и поет,
Где трупы с живых собирают штрафы.
Со смехам шли мы по горам костей,
Пинали по улице чей то мы череп,
Улыбались отсутствию плохих новостей,
Мы шли на моря кровавого берег.
А солнце садилось за горизонт,
Похожий на зубы голодной акулы.
Мы по берегу шли в старый притон,
Красным брызгам подставляли мы скулы.
Соленые брызги, отравленный грог,
Мы пьем в кабаке, мы до сих пор пьем…
И лишь утро настанет -- шагнем за порог,
И по мысу к рассвету пойдем.
Дойдем до конца, там привязана лодка,
Красные волны бьются о борт…
Весла внутри, руль посередке…
И мы уплывем в ней за горизонт.
September. Night.
У нас все еще остались дела,
Мы не все песни допели,
Не все книги прочли, не все клады нашли,
Не узнали всего, что хотели.
Но лишь ветер крикнет: "пора уходить!"
Мы знаем точно, что нам пора.
Разбиваем часы, взрываем мосты,
Мы идем на закат -- там будет Игра.
И двери хлопают нам на ветру,
Во всех окнах вылетят стекла,
Птица в ночи докричит, замолчит,
Все станет серо и блекло.
Дождь прекратится, ветер умрет,
Осыпятся листья сентябрьским златом,
Вспыхнут костры, запылают кресты,
Мы идем вперед, за закатом…
Там, где смыкается небо с землей,
Где горизонт можно трогать руками,
Где очерчен круг, где кости вокруг,
В центре мира стоит рунный камень.
И начнется игра, и погибнем мы все,
Ведь цена за участие -- жизнь.
Но мы знаем, что ставим и что теряем,
Vaya con Dios, amigo, держись!
Мы будем богами целую ночь,
Жизнь разве плата за счастье?
И мир у ног, как осенний листок,
Делай что хочешь, все в твоей власти.
А утром солнце осветит тот камень,
Наши тела, что вкруг камня лежат…
Ветер коснется щеки моей бледной,
С неба влаги прольется каскад…
Тоскливой сентябрьской ночью…
Дождливым сентябрьским утром…
The time
Шепот, скрип и звук шагов,
День приходит, день уходит,
Бой часов с ума нас сводит,
Ни друзей нет, ни врагов.
Только утро серым небом
Нас приветствует опять.
И не пустишь время вспять,
Время в скулу бьет кастетом.
И идет, как паровоз
Да все сквозь да наши души…
Слышишь, слышишь - стук колес,
Это время - слушай…
Смерть, рожденье, снова смерть,
Из земли -- да снова в землю,
И монах оставил келью,
Мертв, как все, монах теперь.
Бог не даст нам вечной жизни,
Черту души не нужны…
Выпить бы глоток весны…
Только жизнь сыграла мизер.
И плывет, как пароход,
Замки наши волной рушит,
Дымом спрятало восход,
Это время -- слушай…
Завтра нас уже не будет?…
Эту странную загадку
В чьей то я прочел тетрадке…
Этот кто то не осудит…
Но пока еще есть ночь
Я хочу весны напиться,
С летом на день обручиться,
Осень в ступе истолочь.
А оно -- как самокат,
По воде, потом по суше,
Через рай да через ад,
Это время -- слушай…
Glorious commander Adrinsky
Военка - это тяжкий труд
Но не о чем писать б сейчас
И все тебя, мой друг, поймут
Адринский, славный командир
С развода день наш начат был
С развода я начну рассказ
Как долго нас он материл
Адринский, славный командир
В дороге он -- товарищ первый
И не за что скучать не даст
Тупыми фразами заест он
Адринский, славный командир
И даже анекдот расскажет
(его услышал в первый раз
я то ли в третьем, толи в первом классе)
Адринский, славный командир
А бандерлоги дружно вторят
И хором все бегут на плац
А впереди, в зеленой форме
Адринский, славный командир
И каждого девчонка ждет
И смотрит из окна на нас
А нас на полигон ведет
Адринский, славный командир
А солнце жарит, словно лазер
И небо цвета синих глаз…..
Он нам почти что родны’й фазер
Адринский, славный командир
Теперь он карты в сумку прячет
Которые забрал у нас
И Колю флаговым назначил
Адринский, славный командир
И марш бросок запомним этот
И бандерлогов, бетон трасс,
А главное -- жару и лето…
Адринский, славный командир
Без промаха стрельбу ведет
И бьет всегда не в бровь, а в глаз
И пуля мимо не уйдет
Адринский, славный командир
А после лекцию читает
Так здорово -- дебилам враз
(или наоборот, кто знает)
Адринский, славный командир
Но день окончен, слава Богу.
А так же кончен мой рассказ
Но в снах кошмарных машет рогом,
И кроет непечатным слогом,
Считая сам себя магогом,
Адринский, славный командир
Happy Dead Year!!!
Под горящею елкой, с пулей во лбу,
Новый Год, Новый Год, Новый Год!
Капля крови падет с высоты на иглу,
Кровь залила и елку, и лед…
Праздник, радуйтесь, радуйтесь дети,
Пусть из колотых ран льется кровь!
Сейчас -- Новый Год, хотите -- проверьте…
А еще мы хороним любовь.
Новый Год, Старый Год, Мертвый Год,
Мертвый воскреснет, живой же -- умрет.
Мертвый Год, Черный Год, Чертов Год,
Живое -- мертвое … и наоборот.
На поляне лесной, средь пожара,
В тлеющих саванах, в мертвой земле,
Кружим в вальсе, не чувствуя жара,
По колено в бреду да по пояс в огне.
Вновь пришел Мертвый Год на планету,
Санта Клаус с косой на плече
Дарит детям и мертвым билеты
До конца на Восточный Экспресс.
Глупый Год, Дикий Год, Страшный Год,
Все на свете умрет, оживет и пойдет.
Дикий Год, Красный Год, Желтый Год,
Жив ли, мертв ли -- никто не поймет.
И выходят на сцену веков и времен,
На истлевших ногах да под ветра под вой,
Дети мертвые, волоса -- желтый лен,
Черепа их орут: "Черт с тобой!!!"
Новый Год на кресте распинает людей,
На елках -- игрушки -- пустые глаза…
Снег скрывает скелеты умерших зверей,
А в глазнице пустой застыла слеза…
Новы Год, Новый Год, Новый Год…
Все умрет, все умрет, все умрет…
Мертвый Год, Мертвый Год, Мертвый Год…
Все умрет, все умрет, все умрет…
Words
"Страх это пыль,
пыль это смерть,
смерть это прах,
страх это прах.
Кровь это нож,
Нож это сталь,
Сталь это боль,
Кровь вновь и вновь"
Я уже и не помню,
Сколько мне лет,
Стою, неприкаян,
Разут и раздет.
И я повторяю
От зари до зари,
Словами играю,
Шепчу: "посмотри --
Боль это тень,
Тень это тьма,
Тьма это сон,
Боль это сон.
Любовь это миф,
Миф это стих,
Но стих этот -- чушь,
Любовь это чушь!"
Без счета часы,
Без времени -- дни,
Где был лес нам оставили
Лишь голые пни.
И я на тех пнях
Да построил свой дом,
Я стою у окна
В этом доме моем.
Я стою и шепчу
В эту дикую тьму,
В эту ночь за окном
Я шепчу: "почему
Мир это грязь,
Грязь это червь,
Червь это дерьмо,
Мир это дерьмо.
Счастье -- лишь сказка,
Сказка -- мечта…
Мечта это облом,
Счастье это облом."
Этот край -- край зимы,
Здесь ни света, ни сна,
Здесь замерзли мечты,
Здесь погибла весна,
Здесь остался лишь я,
Я стою и грущу,
Я смотрю в темноту,
Я шепчу, я шепчу:
"Знание -- сила,
Сила -- война,
Война это трупы,
Знание -- трупы.
Я это боль…
Я это страх…
Я это смерть…
Я рождения крах…"
Я стою, хоть я мертв,
Я стою на ветру…
Я спятил совсем…
Я -- Чарли Ту-Ту…
Spleen
Пальцы, льдинок касаясь,
Обращают их в талую воду,
Хлад из льда забирают,
Как тузов из колоды…
В эти зимние ночи
Лед играет в бокалах,
Ветер в трубах хохочет,
Ветер бродит по залам,
Ветер дует на свечи,
Дрожь огня порождает…
Ночь, окончен уж вечер…
Ветер с тенью играет…
А мертвецам на все наплевать,
Им давно на все наплевать,
Они мирно в карты играют,
Пьют коньяк, журналы листают,
Мертвецам давно на все наплевать.
Ветер -- цепью по стенам,
Ветер -- баньши в трубе,
Ветер -- бритвой по венам,
Да зимой -- по весне.
Только дом, старый дом,
Не заметил вой ветра…
Ну а те, кто жил в нем --
Лишь две пригоршни пепла…
И отпели священники
Всех, кто в доме сейчас…
Они сняли с губ пенни и
Пьют коньяк и слушают джаз.
И мертвецам на все наплевать,
Им давно уже на все наплевать,
И я скоро стану совсем как они
В эти серые дни, в эти серые дни,
И мне будет тоже на все наплевать.
Angel and devil
По небесным ступеням,
Из синей-синей выси,
Под птичье пенье,
Ангел сходит на крыши.
Не пугает он кошек,
Воробьи его не боятся,
Когда идет он по крошкам
Может хлеба, а может мацы.
И несет он в левой руке
Свиток, подписанный Богом,
С извещеньем для все на Земле,
Что счастье не за порогом.
Только он не дошел до земли…
По ошибке пришил его снайпер.
И когда, захлебнувшись в крови,
Он погиб -- закрылись ворота рая.
Из адских огненно -- красных глубин,
По полным кровью лужам,
Темный Антихрист, Дьявола сын,
По тропинке шагает наружу.
И несет в мир безумный
Больше боли да больше тоски…
Жарким днем да полночной луной,
Сквозь болота да сквозь пески…
И лишь черви лик этот увидят
По костям, по дерьму вмиг бросаются прочь,
Он придет, в город этот он выйдет
В эту чертову, чертову ночь…
Но, лишь вылез он из могилы,
Убил его сторож лопатой --
Он сегодня водки напился…
И закрылись ворота ада.
И остались лишь люди одни…
А, быть может, так нам и надо?
Эти серые, серые дни
Проживем мы без рая и ада.
Angel of babies and dead
День стремится, по логике, к ночи,
Бесконечностью станет ничто,
Криком смерть нам ворон пророчит,
Песок станет стеклом, стекло станет песком.
Завтра жизнь поприветствуют криком
Два убийцы, вор да палач.
Завтра имя на камне выбьют,
Завтра траурною песнею -- плач.
Завтра город оденется в злато…
Или просто к черту сгорит.
Жизнь во смерть повернет, зло -- во благо,
А у мертвых ничто не болит.
У младенцев и мертвых свой ангел-хранитель!
Все живое -- умрет, ну и пусть.
Три сестры перережут все нити,
Только я тех сестер не боюсь.
И ничем станет вечность когда-то,
Станет ярким призрачный лес,
Завтра город оденется в злато,
Хоть сегодня он в пепле исчез.
Завтра смерть поприветствуют вздохом
Два поэта и сто дураков,
Но младенцы придут, хорошо или плохо
Их заменят, сей принцип не нов.
И допишут стихи, а другие -- охают,
И на дыбу взойдут, что ж, так было всегда,
Их поймет соловей, дураки их облают,
Из груди их взрастет резеда.
У младенцев и мертвых свой ангел-хранитель!
Все умрут, все умрет, ну и что, в этом суть…
Три сестры перережут все нити…
Ну и что же, снова наткут.
Who needs that?
Холодный свет заморозил любовь
В глазах отставных палачей.
Их глаза изнутри разукрасила кровь
В память о сотнях убитых людей.
Желтые зубы взбалмошных звезд
Съели сердце в груди…
А они не восприняли это всерьез…
Но ты им это сегодня прости.
Ветер дует в пустую башку,
Выдувает остатки мыслей…
И пропали уже под глазами мешки
У отставных палачей.
Пальцы их жмут на невидимый спуск,
Руки ласкают рукояти ножей…
И в мечтах они жмут кнопку "пуск",
Они тоскуют по хрусту костей.
Их сердца попрогнили давно
В застенках клеток грудных…
И все здесь совсем как в дурацком кино --
Они крошат нас, бьют нам поддых…
Только ты не вини их, они -- дураки.
А какой с дураков нынче спрос?
Им нужно лишь только вправить мозги,
Заставить ответ дать на этот вопрос:
"КОМУ ЭТО НУЖНО?"
Children of Corn
Без ветра колышутся листья,
Початки как сотни зубов…
Скоро, скоро ночь урожая,
Урожая Идущего промеж рядов.
Мать Кукуруза, Дающая Жизнь,
Дань тебе принесли дети твои,
С наших серпов -- каплями кровь,
Дань бесконечной любви.
О ночь урожая, когти серпов
Рвут на части врагов и друзей,
Всех, кто стар, кто не может понять
Всю прелесть безумья наших идей.
Шепот полей кукурузы
Несет материнский наказ,
Просит и молит исполнить,
Вносит смятенье, приводит в экстаз…
Здесь время Детей Кукурузы,
Время сбирать урожай.
Время взмахов серпами,
И кровь уже льет через край.
Всех тех, кто слишком уж вырос,
Пожнет Тот, Кто Идет Меж Рядов,
Вырвет их грязные руки,
Сорвет с них кожи покров.
О Мать Кукуруза, дай сил нам,
Благослови нас в эту темную ночь,
Пусть Жнец ведет нас на поле,
Поле тех, кому не помочь.
Мать Кукуруза, Дающая Жизнь,
Кровь нечистых стекает к корням.
В ночь урожая, в темную ночь
Все тебе, Кукуруза, отдам.
The Monument
На выжженной площади, в центре столицы,
Которую спалила народная смута,
А после где мершем перли убийцы,
На пепле -- монумент кому -- то.
Кто-то когда-то что-то придумал
Или когда-то кого-то убил,
Что сотворил для людей этот кто-то?
Никто уж не помнит, только я не забыл.
Стоит, словно Бог, на своем постаменте,
Слепые глаза глядят на восток,
Одет словно старой, немой киноленте,
Стоит словно старый и мудрый пророк.
А вокруг -- руины, угли, тишина,
Монумент кому-то вымазан сажей…
В последней войне победила война,
И ушла, нагруженная трупов поклажей.
А памятник тот, как стоял -- так стоит,
Он не знает -- но теперь он один…
Слепой и глухой, ничего у него не болит,
Ни души нет, ни сердца -- сам себе господин.
Он стоит среди черной от пепла земли,
Его моют дожди, его сушат ветра,
Он стоит и он счастлив, он всесилен, как Бог,
Он не мертв, так в чем же его здесь вина?
А вины то и нет, он лишь камня кусок,
Да душа запечатана в нем.
Того дурака, что начал войну
И теперь он не будет прощен.
Он нажал на кнопку -- взлетали ракеты,
Он жал кнопку -- и в пыль города.
И стал камнем со смертью планеты
И будет таким он всегда.
Time of Owls
Это время, когда горят города,
Это время покрытых напалмом улиц,
Это время твое, это время мое,
Время, в которое мы проснулись.
Это время орущих сов!
Мы смотрели на солнце, мы видели тьму,
Мы смотрели во тьму, мы видели ад,
Но нам интересно только лишь почему
Нас никто не позвал на кровавый парад
Во время поющих сов.
И кровь течет вниз с палашей,
Воздетых в безумном салюте.
А под ногами -- горы костей,
А впереди -- барк с мертвецами на юте.
Это время летящих сов.
А за тем кораблем -- толпа дураков,
Все те, чьи руки в крови,
Те, кто не допел, потерял, что имел,
Те, кому не хватило любви.
Пришло время безумных сов.
И в этой толпе мы с тобою идем,
Мы хохочем, как два дурака.
Если мы хоть на миг этот смех прекратим,
Нас убьет, нас погубит тоска
Во время хохочущих сов.
Мы пройдем сквозь поля, сотрем все границы,
Наш Летучий Голландец -- отличный таран.
Нам уже все равно, и пусть жрут нас волчицы,
И пусть пишут о нас и Завет и Коран,
Во время чертовых сов.
Who is…
Ночь, в небе смеется луна,
Ветер играет листьями крон.
Ночь всегда холодна, темна и добра,
В эту ночь идет по городу Он.
Тот, кто не думает о завтрашнем дне,
Тот, кто любит гулять при луне,
Тот, кто живет лишь сегодняшним днем,
Тот, чье сердце навеки черным покрыто льдом.
Он идет вдоль заборов,
Он хохочет с луной,
Лицо раскрашено кровью,
Он -- кошмаров герой.
Тот, кто опасен как голодная рысь,
Тот, кто падая вниз, смотрит в синюю высь,
Тот, кто любит смотреть, как капает кровь,
Кто разлил по бокалам портвейн и любовь.
Он смотрит вперед,
Но в глазах -- пустота…
Он куда то идет,
Да не знает, куда…
Тот, кому грустно совсем без причины,
Тот, кто не хочет становиться мужчиной,
Тот, кто в душе слишком мал…
Тот, кто устал…тот, кто устал…
The apple
Его дед всегда носил автомат,
Оставшийся с последней войны,
Его дед обожал свой автомат,
Он любил его больше жены.
А ведь яблоко от яблони далеко не падет.
И отец его таскал в кармане касте,
Был он вечно пьян и угрюм,
Он ненавидел ответа "нет",
Он лез в драку и пачкал костюм.
А ведь яблоко от яблони далеко не падет.
Он сам стал отцом в четырнадцать лет,
В пятнадцать он сел за грабеж…
Он тоже имел в кармане кастет,
А любимым словом было "балдеж".
А ведь яблоко от яблони далеко не падет.
Его сын в десять лет убил физрука --
Всадил ему в спину нож.
И не дрожала его рука,
Он лишь промолвил: "Что ж…
Ведь яблоко от яблони далеко не падет…"
И горько смеясь, выдернул нож
И вскрыл себе тихо вены,
Под звон капель он опустился на пол
И навеки сошел с нашей сцены.
Засохла яблоня, сгнили плоды,
Их не осталось, лишь пепел и прах…
Наследственность -- миф, она тут не причем,
Все сделали фраза и страх
Страх того, что яблоко от яблони далеко не падет.
Cinema
Мы сидели в кино,
Мы сидели вдвоем,
Мы смотрели с тобой
Грустный фильм ни о чем.
А за стенами -- дождь,
Ветер воет в ночи,
Мы же смотрим экранную ложь,
Сидим и молчим.
В зале же -- тишина,
Пыль на креслах лежит…
На экране -- весна…
Мир же -- спит.
Мы сидим здесь уже
Не одну сотню лет,
Ты закутана в ночь,
Я в холод одет…
Я смотрю на экран --
Глаз не оторвать,
Черно-белый обман,
А на тебя мне -- плевать.
Твой взгляд к экрану прилип,
Ты сидишь не дыша,
Я не знаю, жива ты,
Или, может, мертва?
Я гляжу на экран,
Ты глядишь на экран,
Кровь падает вниз
Из колотых ран…
На экране том -- зал,
Ряды кресел пустых.
И заняты два лишь --
Сидим мы на них.
Я мальчик -- зима,
Ты -- красавица -- ночь…
Мы сходим с ума,
Нам уже не помочь…
Мы глядим на себя
Столько лет, столько зим…
И мы -- это обман,
Ты -- одна, я один.
Но мы живы с тобой,
Мы смотрим кино…
Мы будем жить вечно…
Никогда не умрем…
И мы будем сидеть
Еще сто тысяч лет,
Ты закутана в ночь,
Я -- в холод одет.
My friend
Друг мой, выключи свет,
Дверь на кухню закрой…
Коньяк допивай, будем в небо смотреть,
Как той давней порой.
Давай посидим, давай помолчим,
Давай помечтаем о том, что ушло.
Все это дым, да, все это дым…
И даже не грустно -- смешно.
Друг мой, вот бокал, в нем
Вино или кровь? Черт, не вижу уже…
Так выпьем за то, чтоб окончился стрем,
И разбилась любовь яйцом Фаберже..
Давай не грустить, давай коньяк пить,
Ведь, может статься, мы завтра умрем.
Давай вспомним все то, что пытались забыть,
Выпьем льда из бокалов, закусим огнем.
Друг мой, за окном не светит луна,
Кто то кнопку нажал и выключил свет.
Но нам все нипочем -- мы свечку зажжем,
Продолжим наш полночный бред.
Давай же идти, давай бред нести,
Сейчас уже поздно что-то менять.
Нам уже все равно, нам все все равно,
Нас не выпрямить, не поменять.
Друг мой, я вспомнил, в бокале
Был яд, убивший сто королей…
Мы едва ли, мы сможем едва ли
Не стать удобрением средь черных полей.
Давай же кутить в последнюю ночь,
Утро близко, давай яд допьем…
Будем воду в ступе толочь…
А потом мы умрем…
Друг мой, уже утро…
Thinker
Великий мыслитель прошлых веков
Однажды в шутку сказал:
"Быть мудрецом среди дураков --
на скотном дворе пьедестал",
И после, недели наверное в две,
Слова те молва разнесла…
Чуть позже (ближе к зиме)
Мудрец наш пред ханом предстал.
"И что ж, меня свиньей ты чтешь?"
Спросил хан строго его
"Ответь ему нет и жизнь спасешь…"
Шипела змея из песков.
"Конечно же, нет, хан, совсем не тебя,
посмел кто такое сказать?",
Ответил мудрец, зубами скрипя,
"Зачем же свиней обижать?".
А после -- в колодках камни дробил
И песни с зэками пел…
А хан о нем навсегда позабыл --
Он был занят -- вино пил, плов ел.
И что же, спросите, было потом?
Мудрец на каторге сгнил.
А хан, как был, так остался скотом…
Ну что ж? Прирожденный дебил.
Историки после в книги запишут
Два имени, только два…
Златом на черном и да на злате выжгут
Имя хана и мудреца.
Так где же все же я спрятал мораль?
А все в том, что с начала веков
Мудрецов, как их все же не жаль,
Казнили в стране дураков.
Something is hidden in a fog…
Что-то прячется в тумане,
Может друг, а может, враг,
Может, явью, может, снами,
Не зачем, ни просто так…
Что-то тихо тянет песню,
И зовет, и гонит прочь…
Каплей яда, вспышкой мести
Нам пытается помочь.
Нас касаясь серой шалью,
Пролетая промеж нами,
Лаской шелка жалит сталью,
Что-то движется в тумане…
Что-то станет серой тенью
Среди серых же теней…
И поет, но в этом пенье
Ветра вой все злей и злей.
Что-то прячется в тумане,
На границе естества,
Да на грани пониманья,
Да на лезвии ножа…
Что-то шепчет, что-то учит,
Нагоняет грусть-тоску,
Нагоняет сон паучий
Да подносит сталь к виску…
И откроет за туманом
Светлый путь во мраке ночи…
Но, конечно же, обманет
Чей-то шепот, чей-то росчерк.
Что-то движется в тумане,
Может, враг, а может, друг…
Что-то нас убьет, мы сами
Станем этим чем-то вдруг…
Что-то движется в тумане…
Что-то движется…
Что-то…
Что?
The Wizard
Ночью, мрачной, как Стикс,
Он от книг свой взор оторвал.
Он древнюю мудрость сегодня постиг,
Теперь, все, что мог, он узнал.
Отложил в сторону он манускрипт
И призадумался, силясь понять
Что еще не успел он постичь,
Что еще осталось познать?
И вдруг он понял -- все позади,
Делать нечего больше ему…
На небе ночном разгорались огни.
Он их спросил: "Почему?
Зачем я узнал то, что знаю теперь?
Зачем мне нужны все истины мира?
Я умираю, близко уж дверь,
Дверь в вечность, а проще -- могила…"
Но кто то ответил: "Ты, брат, фаталист,
Живи, наслаждайся, пока время есть.
Жизнь твоя -- исписанный лист,
Попытайся его ты прочесть."
"Постой-ка, ответь, что проку с того,
Что кто-то потом будет думать о мне?
Мне известно -- на небе райских кущ нет,
И ада нет в земной глубине…"
Но в ответ промолчал кто-то там, наверху.
Мудрец вздохнул и отправился спать.
Алел горизонт, все ближе к утру…
Он знал все, что можно познать.
Dark Church
Черная церковь ночью безлунной
Вновь принимает своих прихожан…
Пастор смеется смехом безумца,
Кровью залиты алтарь и кинжал.
Крест перевернут и вымазан кровью
Того, кто прибит к нему вниз головой.
Того, кто дарил всех живущих любовью,
Того, кто распят был толпой.
Пастор безумный в черном плаще,
Читает он библию наоборот.
Под алтарем лежат груды костей,
Куча пепла, расколотый гроб…
И прихожане, дьяволы ночи,
Нестройным хором орут литанию,
Бог не в силах слушать их дольше --
Уши зажал он и впал в летаргию.
Старая церковь стоит на отшибе,
Вокруг -- не души, лишь камни могил,
Вокруг -- только души умерших на дыбе,
На плахе, у стенки, меж зубьями пил…
Черная церковь, безумная церковь,
Дьявольской ночью нас в лоно зовешь…
Но рухнешь, как троя под натиском греков-
Проклятая церковь, ты тоже умрешь.
Убьешь, сколько сможешь, но будет тот час --
Ты рухнешь, станешь могилой для зла…
Болото поглотит, топь спрячет тебя…
А болото спрячут леса.
Buka
Раз, два, три, четыре, пять,
Закрывай скорее двери,
Шаг, другой, опять, опять,
Он идет, ты мне не веришь?
Он всю жизнь в шкафу прожил,
Но сегодня он дождался --
Ты один, да, ты один,
Ты совсем один остался…
Дверью шкафа он скрипел,
Убегал, входил лишь папа,
В щель он на тебя смотрел
Своего стенного шкафа.
Это Бука, раз, два, три,
Повелитель всех игрушек,
Вот он вышел, посмотри,
Вот смеется он -- послушай!
Бука в комнате стоит,
А в него не верил папа!
Он заклятья говорит,
Войско поднимает лапой.
Мишка встал и взял стилет.
Пес оскалил волчью морду…
А тебе -- всего семь лет,
Да пять букв, да шесть аккордов…
Но чу, слышишь ты шаги?
Ближе, ближе, перед дверью,
Ручка -- вниз, тьму рвет в куски
Света луч, в нем кружат перья
От разорванной подушки…
В комнату заходит папа…
Труп в постели, крови лужи…
Бука скалится из шкафа…
Dark Tower
Смех под пологом ночи,
Словно дьявольский пес…
Тьма -- не свет, света нет,
Мы идем на погост.
Ночь раскинула крылья
Под кровавой луной…
В коме -- Бог, кровь -- как сок
На песок с креста над толпой.
"Это правда!" -- слова на бумаге,
Джейк прочел их в пригоршне пыли.
Но Стрелок в тишине нажал на курок,
И они ушли туда, где мы были.
Беззащитная ночь умирает,
Огонь рвет ее тело на части…
Но ночь крылья свернет, уйдет, пропадет,
День спасет нас от этой напасти.
Мы не спали сто лет и сто зим,
Жизнь и так один дьявольский сон…
Черный дождь омывает лишь белую кость,
Но спасется тот, кто спасен.
Наша цель -- сердце мира,
Башня тьмы в паутине лучей.
Нам пройти сквозь огонь, уйти от погонь,
Да не выронить рунных мечей.
Нам дожить, нам увидеть, потрогать ее,
Все пошли, да дойдем мы не все…
Кто в пути пропадет, кого Башня убьет,
Но мы все же дойдем.
Ashes to ashes, dust to dust.
Прах к праху, пыль к пыли,
Огонь от костров
Из ночи выхватил бранное поле.
Кем стали, кем были --
Не нужно уж слов…
Не быть нам собою уж боле.
Руки мертвых вцепились
В ветер и в ночь,
Глаза мертвых смотрели на звезды…
Прах к праху, пыль к пыли
И не превозмочь
Закон этот -- уже слишком поздно.
По полю боя бредет человек,
Плащ, колышась, укроет всех мертвых…
Человек закрывает глаза им навек,
Прах к праху, пыль к пыли, для всех, да, для всех
Звучит погребальным гонгом.
А странник идет,
Он ведет за собой
Души павших героев в Валгаллу.
В тишине песнь поет
Под рассветной звездой
Соловей над землей черно-алой.
Провожает он души,
Провожает на запад.
Кем мы были? А кем же мы стали?
Эта песнь…ее слушай…
Пыль к пыли, прах к праху
На этой земле черно-алой.
И он всех уведет за собою,
Странник в черном плаще на плечах,
Бредущий по полю да после боя,
Прах к праху, пыль к пыли, кровь к крови…
Мертвые -- к мертвым…Живым же -- лишь прах.
1-я часть, 2-я часть, 3-я часть, 4-я часть, 5-я часть, 6-я часть.
