* * * Качнув бедром, рассыпав сто червонцев, Прошла под изумленным взглядом осень, И голые захныкали деревья, Но в памяти звучал как метроном Густой и ясный вопль влюбленной скрипки, И музыка была неотразима: Я видела, как властно-влажный воздух Царапал до искры простой смычок. И осень полюбила музыканта, Округлые обняли шею руки, И царский поцелуй был дивно долог, И встретились два облака в глазах, И молча разошлись. Как это страшно То полное недрогнувшее тело И алый след рассыпанной серьги. 1983 |
Е. Ватагина |
|
В ОЧЕРЕДИ ЗА ГИПФЕЛЯМИ Хмурь ноября неприменна как маги и мафия: Души и люки для стока грязнот заколочены. В венецианских разливах, в потопе ли, вплавь и я, Тесен ковчег с ожиданием худшего в очередь. Кроны дерев опрокинуты в лужи – инверсия, Им, многодумным, потоп наш – карманное зеркальце: Не уместиться? Иль сгинуть? – уже нагляделися, Чисты в разливах сопрано, не суетны меццо их. Краски мой допинг, – скорбь множу досужими бедами: Лужей провинции город великий наследован. Коль мой генезис не смог станцевать от запретного, Просто от улиц и божьих пылинок без веса он? Лазари встали вдруг, краше живых, но не другами: Детство – наш Спас, чьи соломинки непререкаемы, Я среди них, словно мышка из церкви поруганной, – Стыдно и сгинуть: есть еще мертвые в яме там. Иль андеграунд наш. Это метро? — Я каталась на. Бесы иль боги? — Не сплошь жизнь была одиозною, Коль конформист в компромиссах прорвался в прекрасное, Тайное в «можно» опасно метаморфозами. Так, по старинке, приладим к полезному живопись, Я дорисую, от нечего делать, мечту арендатора: Здесь лецеистки, в булочку свежи и рыжи все, Должны прихлебывать кофий с тристанами статными. Стул завитой. Я на подступах к гипфелям, боже мой, Чудом сижу в под Канаду канающей булошной, Пальцы в щеке жмут последний аккорд, живописна и брошена. Иль в межладонье огарок свечи непотушенной? |
Е. Ватагина |
|
* * * Дождь завис параллелями грусти Сальери, Лист, спешивший как вор по пятам за спиной, Тонет в луже, так щедрой монетой заверя, Обещает вернуться и, может быть, с новой весной. И я верю, я верю им, резаным, целым и рваным, Их движеньям и краскам – какой староцветный обвал. Осень пахнет Россией, неожиданно так покаянной, Обреченной на новый и опять эпохальный скандал. Возвращенье легенд на судебный досмотр и журавы, По замкнувшимся русским кругам, небу вызовом – в клин, – Если вам не подсыпал Сальери в бокальчик отравы, Значит, вы и не Моцарт, а так, по колено двоим. Не уйти. Тяготею к отечества гимнам: То молюсь христианкой, то в сердцах отрекусь, но меня Листьев стая в погоне багряной настигнет И вернет, как положено, к плахе во имя ея... 1983-1991 |
Е. Ватагина |
|
ЛУКОВИЦА, ПАГАНИНИ ЛИ Жестока природа. Инаконемыслима, ни-ни, Подбородочек в скрипку, сколько тебе, ай? В маму ты, девочка, не в отчима Паганини, Женскую гамму домучай, в игры отца не играй. Жизнь, обручи ее. Кольцами деревце раннее: Бал и Ромео, обморок первый всерьез, Ляг на спинку. Кухня. «Выключи радио. Луковица. Паганини ли, – горло слез». |
Е. Ватагина |
|
ВАВИЛОНСКАЯ ЛЕСТНИЦА 1. Была Фурия — стала Ферт: Заломив с негой Фета фетр, Я послала очередь на..., И меня же туда же она. В матершинных вспотев антраша, Без жратвы и тепла подыша, Я себя убедила — ша, Пусть тифуют, а я не вша. Для публичек (для книг) и ланит Есть совсем другой алфавит, И с виньетками к Л. и к Ю.: Дескать, «лью», «тороплю», «утолю». |
Е. Ватагина |
|
2. Я строю лестницу свою, ты строй свои, До неба всем нам не достать, но раз-два-три, Ступень — комедия, отдышка — драма — вслед, И лишь трагедия — к вершине под запрет. |
Е. Ватагина |
|
3. СООТЕЧЕСТВЕННИКУ Ты не похож на всех, не саможгись, Одна у нас в России только доля, Держись, не оборвись, проруха-жизнь, Но кто здесь этой долей обездолен? Не хам мой, не ворюга, не дурак, Но соотечественник, слышь, давай укрою, Ты просто болен, заживет, не СПИД, не рак, А хоть и так, держись, пойдем со мною. |
Е. Ватагина |
|
4. ПАДЕНЬЕ НА ПЕРВУЮ СТУПЕНЬ. ИЗ ЖИЗНИ ШИША И ШИШКИ. ШИШПЕЛЯВОЧКА. Шиш отшил старушку: «Кыш, Я не спонсор — Крез, я — Шиш. Пишет, слышь, ты, шишка, ишь, Где же куш Шишу? Молчишь?» Шишка шварк: «Пшел, ты! Ш-ш-ш,- Шебуршишь, паршивый Шиш, Под гроши Шиша души И сшишикать на шиши». |
Е. Ватагина |
|
5 ВЗЛЕТ НА ВТОРУЮ Вот жизни, от денег до денег, отрезан ломоть. Поэма, Елена? — Досуга по ноготь на счастье в кармане: И старое править, что новому вены вспороть, И херить не хочется, — хочется выспаться в маме. Прощайте, подмостки, где я молодой не цвела, Прощайте, Учитель, я Вас извиняю за небыль, Мне — 30! Нет — 34, зачем наврала, Зачем родилась я под Пасху на белые вербы? С залогом двух маковок? — Спутали в яслях приплод: Бояться уверовать в Бога и в дар свой с пеленок! Молитвы — не хобби, нет праздных сонетов и од, Есть Вера, Служенье и Муза с глазами ребенка. |
Е. Ватагина |
|
6 ВОСХОЖДЕНИЕ НА ТРЕТЬЮ Союзы режутся, содружества — в размолвках, Дитя в песочнице орет «Мое!», Литгруппы, одиночки, трутни, пчелки, — Где гении? Такие б — чтоб живьем? Парнаса русского серебряные измы, И в каждой лодке вытесненный бог: Имажинизмы, акмеизмы, символизмы, Как жемчуг четок, и во лбу звездою — рок. Не надо быть пророком, — стык столетий Рождает лучших: Пушкин в грань вскричал. Век золотой грядет, в графе рожденья — дети, О, пожалей их, утая свою печаль. 24 октября 1991 г. |
© Ватагина Елена Михайловна, 1991-2000
© Царскосельский журнал для поэтов
«Мансарда», 1991-2000