Лидия ГЕММА
г. Хабаровск


***
«Заведи себе любовника!» —
Говорят подруги милые.
Я хочу себе паломника —
Как за веткой Палестины.

«Ты купи диван и кресла», —
Посоветуют приятели.
Ну, а мне — чтоб было тесно
От поэтов и ваятелей!

«Возраст свой укрась алмазами», —
Сговорясь, решает общество.
Но, чем дальше, больше сказками
Украшают в одиночестве.

Что ж! Талант сдружился с дурою.
Ветер служит вместо горничной.
Мне бы в это лето хмурое
Пять деньков всего-то солнечных!

 

Л. Гемма

SILENTIUM-2
              «Мысль изреченная есть ложь».
                                                   Ф. Тютчев


В одной серьге и в платье черном
Она пришла ко мне домой
И разговор ведет ученый
С часами, стенкой и со  мной.

Цветок увядший держит ваза,
А за окошком сентябрит.
Любая сказанная фраза
Неясным замыслом томит.

Сама себе она внимает
И кофе пьет, печенье ест.
В ее душе сейчас играет
Незримый сумрачный оркестр.

И мне знакома мука эта!
Но в том признаться не хочу.
Совет на памяти поэта —
SILENTIUM! И я молчу...

В ее кольце алмаз сверкает,
Заметна дырка на чулке.
Она вдруг тайну открывает,
Что с вечностью накоротке.

За нею вскоре дверь закрыта —
На день, на месяц  или год.
Но все звучит, звучит забытый
Ее изломанный аккорд.

 

Л. Гемма

***
Под рукой... Тебе подруга,
А себе не враг, не друг.
В полой палочке бамбука
Не живет зеленый дух.

Словно снится вечер долгий,
Зимний высохший букет.
Незнакомец, незнакомка
И китайский желтый плед.

Холод пальчиком стеклянным
Робко водит по руке.
И спадает из сафьяна
Башмачок. Не по ноге...

 

Л. Гемма

***
Ненавидел. Ревновал.
Убивался. Мучился.
Приходила — обнимал
Да, бледнея, хмурился.

Обнимал — и кулаком
По столу с размаха.
Ночь стояла за окном,
Точно дура-сваха.
По углам ютилась грусть.
Горем в доме пахло.
Падал головой на грудь,
Будто бы на плаху.

Уверял себя — чиста.
Вновь вопросом гнулся.
Снизу вверх к литым устам,
В темный взгляд тянулся.

В час рассветный за окном
На смех и на жалость
Горьким розовым вином
Сваха утешалась.

 

Л. Гемма

***
Встречи. Встречи... Речи. Вече.
Двое? Множество двоих!
Циферблат часов — предтеча,
Словно время мини-лик.

И браслет часов  то цепью,
То отрадою для глаз,
Двое? Нет! Над ними — третий,
Соглядатай зоркий — час.

Время встречи быстротечно.
Вот скамейки крепкий плот.
Ветер — в речи.  Речи — в вечер.
Вечер к вечности плывет.

 

Л. Гемма

***
Изнемогаю! Пощади!
Дай передых, отсрочку, чудо!
Мне милосердие яви:
Порань, порань насмешкой грубой!
Или случайно, чтоб в окне
За шторой четкий женский профиль,
Или болотных горсть огней
Рассыпь, чтоб не было дороги
К тебе, мой ангельский палач!
Наполнен воздух трубной медью,
Когда, с меня снимая плащ,
Ты обречено скажешь: «Ведьма...»

 

Л. Гемма

***
Какой пустяк! Сменили номера
У телефонов в городе — и только.
Те номера, что знала я вчера,
Не пригодятся завтра мне нисколько.

Конечно же, пустяк! Но почему
Болею номерною ностальгией?
Перебираю, в памяти храню
Все номера — родные и чужие,

Звонить тебе давно уже пора,
А я боюсь. Но кто мой страх осудит?
Меняются не только номера.
Меняются, увы, нередко люди.

 

Л. Гемма

***
Исцеловал, измял, излапал.
Сопротивляться не смогла.
«Ложись!» — и бросил шубу на пол.
Она послушалась, легла.

Ночь скоротали — век рабыней.
Под грудью левою  клеймо.
Настало утро сине-сине.
Ей показалось — все черно.

Как будто холод — руки стынут.
Как будто в небе — воронье.
Она не этого  любила.
И он, конечно, не ее.

 

Л. Гемма

***
А было что? Сосна, качели
И парк заброшенный. В кругу
Твоих друзей скрывала еле
Я чувств таинственных игру.

А было что? Жар солнца, ветер
И слишком умный разговор.
Еще бунтующие ветви
Тянулись вдаль через забор.

И долгий взгляд сквозь город пыльный.
За ним — пленительная мгла.
Ты был таким до боли сильным.
До боли слабой я была.

 

Л. Гемма

***
Мне о тебе так сладко думать.
Не лучше бы, ей-Богу, плюнуть?
Легко промолвить: «Пронесло!
Меня предчувствие спасло».
Но нет! На прошлое любуюсь,
Томлюсь, тоскую и беснуюсь.
Мысль обжигает: «Разлюбил!
А, помнится, боготворил...»
Пылаю вдруг обидой гордой,
Воспряну духом и проворно
Все триста раз перечеркну
И... слаще прежнего вздохну.

 

Л. Гемма

***
Вне лета, вне цветка,
Вне бабочек, вне луга.
Вне ласки ветерка —
Я вне земного круга.

Горою на Луне!
Кометой пролетевшей!
Существованье вне —
От прежней — только внешность.
В неволе? В немоте?
В недугах и в ненастьях?
Где ты, кому я — вне,
Союзник мой в несчастьях?

 

Л. Гемма

***
Проклятый август!
Нет — благословенный!
Расцеловать — и разорвать в клочки.
Грядет сентябрь, смиренный и согбенный,
Взирая вдаль сквозь желтые  очки.
Захватит — поделом! — и незаметно
С собою в глубь тумана уведет,
Туда, где первоцветы под запретом
И птица лед, как зернышки, клюет.
И будет пир, и соберутся гости.
И желтизна  вокруг круги совьет.
«За бабье лето!» —
Крикнут в первом тосте.
Опавший лист
Бокал мой разольет.

 

Л. Гемма

***
Духового оркестра торжество и печаль...
Взлет, паденье, мольба — все в руках дирижера.
Захватила печаль — это знак всех начал.
Что тогда торжество? Это то, что нескоро.

Золотая труба, серебристый кларнет.
Вальс один на двоих. Головы некруженье.
Не помогут сейчас ни вопрос, ни ответ.
Только белой руки дирижерской движенье.

Кем-нибудь мне  не будь! Без тебя я не я.
На часы поглядел — приговор, точно к каре.
Под ногами плывет голубая Земля.
Дела нету трудней — удержаться на шаре.

 

Л. Гемма

***
     Л.Л., М.Н., С.Г.

Еще далеко колдовство листопада.
Еще по утрам чисто птицы поют.
Три хризантемы, три грации сада
На кухне творят разноцветный  уют.

И нет ничего в этой жизни чудесней,
Чем знать их тепло и чарующий свет!
Три хризантемы — малютка-созвездье...
Непосвященному — просто букет.

И тихое счастье ветру не сдунуть.
Глаза и улыбка его не таят.
Научат об осени весело думать
Три хризантемы — опора  моя.

 

Л. Гемма

***
До фени многим фениксы! Но мне
Близки по духу сказочные птицы.
Я прежнюю себя сожгла в огне,
Чтобы из пепла новой появиться.

И, начиная жизнь свою с нуля,
Мне нужно до безумия влюбиться
Во влажный цвет сирени, в тополя,
В стремительность стрижа и в лики, в лица!

В «Мадонну» Рафаэля и в печаль,
И в поднебесье с грозовой тревогой,
В раздумья Грига и в речной причал,
В открытую семи ветрам дорогу.

И острие невидимой струны
Мне предстоит почувствовать воочью.
Как быстро сохнет молоко луны,
Уста посеребрившей светлой ночью!
Л. Гемма

БЕЛЫЙ КЛЮЧ

Памяти моего учителя Подлипчука Ю.В.

 

РОЖДЕНИЕ

Тонкая нить черно-белых бус —
День за днем наяву...
Случай? Судьба? И я, как Иисус,
На свет появилась в хлеву.

Молодость матери, бедность отца —
Не то еще жизнь вытворяет!
Немы младенцы, но ясно звезда
В младенческих лбах сияет.

Тайную тайн молча храним:
Заговорим — забудем.
Кто мы — известно лишь нам одним.
И небо ближе, чем люди.

Помним гекзаметры яви и сна.
Но акушерка — в заботе.
Легкий хлопок, и плачет душа
В красных оковах плоти.

 

Л. Гемма, БЕЛЫЙ КЛЮЧ

КНИГИ

Казались буквы семенами,
Слова ростками прорастали,
И незнакомый раньше слух
Мне наполнял хрустальный звук.
Звенел незримый колокольчик.
Чудесны дни, волшебны ночи:
Как будто я припоминала
Мотив забытого хорала.
Так новый голос с каждой книгой,
Созвучный музыке великой,
Вливался в многогласный хор.
Веками строился Собор,
А колокольчик неизменно
Был камертоном всей вселенной
И я бы вспомнила хорал,
Но кто-то ноты разорвал
И разметал по белу свету.

 

Л. Гемма, БЕЛЫЙ КЛЮЧ

ЮНОСТЬ

Из одного в другой вступила мир —
Там все как будто то же и не то же.
Погаснет одуванчиковый нимб,
Но будет золотиться нежно кожа.

И неизбежно — холод декабря
И робкое тепло апреля:
Гореть огнем под взглядом Мизгиря,
Прислушиваясь к чистым песням Леля.

 

Л. Гемма, БЕЛЫЙ КЛЮЧ

ИГРА

Крылья опаленные —
                       черные.
Ночи — с боку на бок —
                         крученые.
Неужели этого хотела?
Вместо жажды духа —
                        жажда тела.
Жизнь — отнюдь не райская идиллия.
Мрачный кто-то вдруг позвал:
                                — Одилия!
Выход твой... — и подтолкнул черный.
Я, как в лихорадке:
                      — К черту!

 

Л. Гемма, БЕЛЫЙ КЛЮЧ

СОН

И рисует звездный луч
Тайный символ веры.
Я искала белый ключ
От прозрачной двери.

А за нею — блеск миров,
Сестры там и братья.
И Отец уже готов
Распахнуть объятья.

Как войти в чудесный дом?
Породниться с тьмою?
Трое в млечно-голубом
Встали предо мною.

Странно каждый мне знаком
Ласковой печалью,
Словно мы одним цветком
Были изначально.

И звучали так в ответ
Голоса-свирели:
— Белый ключ — сердечный свет.
Нет прозрачной двери...

Тихо в утренний рассвет
Троица спустилась.
Но остался светлый след,
Чтоб с пути не сбилась.

 

Л. Гемма, БЕЛЫЙ КЛЮЧ

***
Не жизнь, а просто заблужденье!
Все бросить и лететь к чертям,
В тартарары, в перворожденье,
В первозачатие  и там
Забыться, раствориться в генах,
Разъединиться на двоих,
Свои извечные проблемы
Уздой беспамятства смирив.
Но вот душа... Она куда же?
На небо? К звездам в общий дом?
Но кто-то властно ей прикажет
Спуститься ниже этажом.
Опять на Землю. Снова к Слову.
В круговороте «быть — не быть»
Погаснуть, вспыхнуть искрой новой.
Гореть. Сгореть. И снова жить!

© Гемма Лидия Борисовна, 1995-2000
© Царскосельский журнал для поэтов «Мансарда», 1995-2000


Титульная страница "Мансарды"

Дополнительный тираж:

Hosted by uCoz