Фёдор Михайлович
ДОСТОЕВСКИЙ


ТВОРЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС


Мне кажется, что нет святее самоотверженника как поэт. Как можно делиться своим восторгом с бумагой? Душа всегда затаит более нежели сколько может выразить в словах, красках или звуках. Оттого трудно исполнить идею творчества

1839. Письмо к М. М. Достоевскому.



Ты, может быть, хочешь знать, чем я занимаюсь когда не пишу, -- читаю. Я страшно читаю, и чтение странно действует на меня. Что-нибудь давно перечитанное прочитаю вновь -- и как будто напрягусь новыми силами, вникаю во все, отчетливо понимаю и сам извлекаю умение создавать.

1845. Письмо к  М. М. Достоевскому.



Я давно положил за правило, что если закрадывается сомнение, то бросать работу, потому что работа при сомнении никуда не годится.

1857. Письмо к М. М. Достоевскому.



Но что у тебя за теория, друг мой, что картина должна быть написана сразу и проч., и проч., и проч.? Когда ты в этом убедился? Поверь, что везде нужен труд, и огромный. Поверь, что легкое изящное стихотворение Пушкина, в несколько строчек, потому и кажется написанным сразу, что оно слишком долго клеилось и перемарывалось у Пушкина. Это факты. Гоголь восемь лет писал "Мертвые души". Все, что написано сразу, -- все было незрелое. У Шекспира, говорят, не было помарок в рукописях Оттого-то у него так много чудовищностей и безвкусия, а работал бы -- так было бы лучше. Ты явно смешиваешь вдохновение т. е. первое, мгновенное создание картины или движения и душе (что всегда так и делается), с работой. Я, например, сцену тотчас же и записываю так, как она мне явилась впервые, и рад ей; но потом целые месяцы, годы обрабатываю ее, вдохновляюсь ею по нескольку раз,  а не один (потому что люблю эту сцену) и несколько раз прибавлю к пей или убавлю что-нибудь, как уже и было у меня, и поверь, что выходило гораздо лучше. Было бы вдохновение. Без вдохновения, конечно, ничего не будет.

1858 Письмо к М. М. Достоевскому.



Я обещал ему [Каткову] роман, засел писать с увлечением, но бросил, ибо. хочу написать хорошо, а недостает кой-каких справок, которые нужно сделать самому, лично в России. Наобум же писать не хочу. И потому оставил мой большой роман, принялся за другой. Засел через силу, но потом скоро увлекся и писал с удовольствием.

1858. Письмо к Е. И. Якушкину.



Я заметил, что в тесной квартире даже и мыслям тесно. Я же, когда обдумывал свои будущие повести, всегда любил ходить взад и вперед по комнате. Кстати: мне всегда прията было обдумывать мои сочинения и мечтать, как они у меня напишутся, чем в самом деле писать их, и, право, это было не от лености.

1861. "Униженные и оскорбленные".



Нет! если я был счастлив когда-нибудь, то это даже и не во  время первых упоительных минут моего успеха, а тогда, когда еще я не читал и не показывал никому моей рукописи: в те долгие ночи, среди восторженных надежд и мечтаний и страстной любви к труду; когда я сжился с моей фантазией, с лицами, которых сам создал, как с родными, как будто с действительно существующими; любил их, радовался и печалился с ними, а подчас даже и плакал самыми искренними слезами над незатейливым героем моим.

1861. "Униженные и оскорбленные".



...Величайшее умение писателя -- это уметь вычеркивать. Кто умеет и кто в силах свое вычеркивать, тот далеко пойдет. Все великие писатели писали чрезвычайно сжато. А главное -- не повторять уже сказанного или и без того всем понятного.

1864. Письмо к А. В. Корвин-Круковской.



...В литературном деле моем есть для меня одна торжественная сторона, моя цель и надежда (и не в достижении славы и денег, а в достижении выполнения синтеза моей художественной и поэтической идеи, то есть в желании высказаться в чем-нибудь, по возможности, вполне, прежде чем умру).

1865. Письмо к С. А. Ивановой.



Я убежден, что ни единый из литераторов наших, бывших и живущих, не писал под такими условиями, под которыми я постоянно   пишу, Тургенев умер бы от одной мысли. Но если б Вы знали, до какой степени тяжело портить мысль, которая в вас рождалась, приводила вас в энтузиазм, про которую вы сами знаете, что она хороша, -- и быть принужденным портить, и сознательно!

1866. Письмо к А. В. Корвин-Круковской.



Сижу над работой как каторжник. Это тот роман в "Русский вестник" ["Преступление и наказание"]. Роман большой, в 6 частей. В конце ноября было много написано и готово; я все сжег; теперь в этом можно признаться. Мне не понравилось самому. Новая форма, новый план меня увлек, и я начал сызнова. Работаю я дни и ночи, и все-таки работаю мало. По расчету выходит, что каждый месяц мне надо доставить в "Русский вестник" до 6-ти печатных листов. Это ужасно; но я б доставил, если б была свобода духа. Роман есть дело поэтическое, требует для исполнения спокойствия духа и воображения. А меня мучат кредиторы, т. е. грозят посадить в тюрьму.

1866. Письмо к Л. Е. Врангелю.



А со мной было вот что:  работал и мучился.   Вы знаете, что такое значит сочинять?   Нет, слава Богу, вы этого не знаете! Вы на заказ и на аршины, кажется, не писывали и не испытывали адского   мучения.  Забрав столько денег в "Русском вестнике" (ужас! 4500 р.), я ведь с начала года вполне надеялся, что поэзия не оставит меня, что поэтическая мысль мелькнет и развернется художественно к концу-то года и что я успею удовлетворить всех. Это тем более казалось мне вероятнее, что и всегда в голове и в душе у меня мелькает и дает себя чувствовать много зачатий художественных мыслей. Но ведь только мелькает, а нужно полное воплощение, которое всегда происходит постоянно и вдруг, но рассчитывать нельзя, когда именно оно произойдет; и затем уже, получив в сердце полный образ, можно приступить к художественному выполнению. Тут уже можно даже и рассчитывать без ошибки.

1867. Письмо к А. Н. Майкову.



Давно уже мучила меня одна мысль, но я боялся из нее сделать роман, потому что мысль слишком трудная и я к ней не приготовлен, хотя мысль вполне соблазнительная и я люблю ее. Идея эта -- изобразить вполне прекрасного человека. Труднее этого, по-моему, быть ничего не может, в наше время особенно. Вы, конечно, вполне с этим согласитесь. Идея эта и прежде мелькала в некотором художественном образе, но ведь только в некотором, а надобен полный. Только отчаянное положение мое принудило меня взять эту невыношенную мысль. Рискнул, как на рулетке: "может быть, под пером разовьется!" Это непростительно.

В общем план [романа "Идиот"] создался. Мелькают в дальнейшем детали, которые очень соблазняют меня и во мне жар поддерживают.

Но целое? но герой? Питому что целое у меня выходит в виде героя. Так поставилось. Я обязан поставить образ. Разовьется ли он под пером? И вообразите, какие, сами собой, вышли ужасы:
оказалось, что, кроме героя, есть и героиня, а стало быть ДВА ГЕРОЯ!! И, кроме этих героев, есть еще два характера -- совершенно главных, то есть почти героев.   (Побочных характеров, в которых я обязан большим отчетом, -- бесчисленное множество, да и роман в 8 частях.) Из четырех героев -- два обозначены в душе у меня  крепко, один еще совершенно не обозначился, а четвертый, т. е. главный, т. е. первый герой, чрезвычайно слаб. Может быть, в сердце у меня и не слабо сидит, но -- ужасно труден. Во всяком случае, времени надо бы вдвое более (minimum), чтоб написать.

1867. Письмо к. А. Н. Майкову.


Скажу кстати, что муж мои и всегда был чрезмерно строг к самому себе, и редко что из его произведений находило у него похвалу. Идеями своих романов Федор Михайлович иногда восторгался, любил и долго их вынашивал в своем уме, но воплощением их в своих произведениях, за очень редким исключением, был недоволен.

А. Г. Достоевская.



Говорят, что тон и манера рассказа должны у художника зарождаться сами собою. Это правда, но иногда в них сбиваешься и их ищешь.

1870. Письмо к Н. Н. Страхову.



...Я совершенно не умею до сих пор (не научился) совладать с моими средствами. Множество отдельных романов и повестей разом втискиваются у меня в один, так что ни меры, ни гармонии. Все это изумительно верно сказано Вами, и как я страдал от этого сам уже многие годы, ибо сам сознал это. Но есть и того хуже: я, не спросясь со средствами своими и увлекаясь поэтическим порывом, берусь выразить художественную идею не по силам. (N. В. Так сила поэтического порыва всегда, например у V. Hugo, сильнее средств исполнения. Даже у Пушкина замечаются следы этой двойственности.) И тем я гублю себя.

1871. Письмо к Н. Н. Страхову.



Работа моя туго подвигается, и я мучусь над планом. Обилие плана -- вот главный недостаток. Когда рассмотрел его в целом, то вижу, что в нем соединилось 4 романа. Страхов всегда видел в этом мой недостаток.

1874. Письмо к А. Г. Достоевской.



Очень работаю над планом [романа "Подросток"], но об этом ничего не пишу. Но если выйдет план удачный, то работа пойдет как по маслу. То-то как бы вышел удачный план!

1874. Письмо к А. Г. Достоевской.



Я давно уже поставил себе идеалом написать роман о русских теперешних детях, ну и, конечно, о теперешних их отцах, в теперешнем взаимном их соотношении, Поэма готова и создалась прежде всего -- как и всегда должно быть у романиста. Я возьму отцов и детей по возможности из всех слоев общества и прослежу за детьми с их самого первого детства.
Когда полтора года назад Николай Алексеевич Некрасов приглашал меня написать роман для "Отечественных записок", я чуть было не начал тогда моих "Отцов и детей"*, но удержался, и слава Богу: я был не готов.

1876. "Дневник писателя".
----------
*Роман "Подросток"



Если есть человек в каторжной работе, то это я. Я был в каторге в Сибири 4 года, но там работа и жизнь была сноснее моей теперешней. С 15 июня по 1 октября я написал до 20 печатных листов романа ["Братья Карамазовы"] и издал "Дневник писателя" в 3 печатных листа. И, однако, я не могу писать сплеча, я должен писать художественно.

1880. Письмо к П. Е. Гусевой.



Вы не поверите, до какой степени я занят день и ночь, как на каторжной работе! Именно -- кончаю "Карамазовых", следственно подвожу итог произведению, которым я, по крайней мере, дорожу, ибо много в нем легло меня и моего. Я же и вообще-то работаю нервно, с мукой и заботой. Когда я усиленно работаю, то болен даже физически. Теперь же подводится итог тому, что три года обдумывалось, составлялось, записывалось. .. Верите ли, несмотря что уже три года записывалось, -- иную главу напишу, да и забракую, и вновь напишу и вновь напишу. Только вдохновенные места и выходят зараз, залпом, а остальное все претяжелая работа.

1880. Письмо к И. С. Аксакову.



-- У каждого автора свой собственный слог, и потому своя собственная грамматика... Мне нет никакого дела до чужих правил! Я ставлю запятую перед что,  где она мне нужна, а где я чувствую, что не надо перед что ставить запятую, там я не
хочу, чтобы мне ее ставили!
-- Значит, вашy орфографию нужно только угадывать: ее знать нельзя, -- возражала я, стараясь лучше, понять, чего от меня требуют.
-- Да!  Угадывать.  Непременно. Корректор и должен уметь угадывать! -- тоном, не допускавшим никаких возражений, сердито сдвигая брови, решал он.

1873. Из воспоминаний В. В. Тимофеевой-Починковской.

mansarda@au.ru


Tитульная страница "Мансарды"
*
mansarda-spb.narod.ru
*
Заработок в Интернете


Яндекс цитирования Rambler's Top100

Hosted by uCoz