Павел Мальцев
Стихотворения
(5-я часть)
The nightingale
Досвистел соловей песню нудную,
Докурил капитан папиросу…
Да шагнул да с борта да в пучину он,
Без ответа оставив вопросы.
И на дно куском стали пошел он,
Нам оставил лишь пузыри.
Воду разрезал, вошел просто колом
В красном отблеске девы -- зари.
А дурак -- соловей в клетке на полубаке
Смотрел, как красным вспыхнул штурвал…
Слышал, как крысы затеяли драку,
Чувствовал, что корабль умирал.
И матросы ползли да по вантам,
Срывались в холод и тьму…
Офицер срывал аксельбанты
И не мог объяснить, почему…
А волна била в борт рукой сильною,
Обнимала соленой водой…
Море дышало тьмою могильною,
Хладом смерти звало за собой.
И лишь дурак -- соловей был пока еще жив,
Он видел, как плавится сталь,
Видел, как волны гасили огни,
Чувствовал, что корабль умирал.
В щепы нос разнесло о кораллы,
Риф изжевал оба борта…
Из бочки на палубу тело юнги упало,
Разорвав о рею аорту.
И оставив внизу печать алую
Лишь за тем, чтобы с новой волной,
Снова стала бы чистою палуба,
А затем -- все погибла, ахой!!!
И дурак -- соловей захлебнулся водою,
И на дне увидал своего капитана…
Все погибло с последней звездою
И закончилась ночь урагана.
Sun’s vendetta
Горячий ветер расплавленных грез,
Выжженный день, глаза полны слез,
И солнце палит опять и опять, как всегда…
И все мосты сожгли мы давно,
И все вокруг -- лишь немое кино,
Горит земля и небо, горят города.
Желтое солнце, дымные дни,
Огонь пожирает планету…
Выжженный мир без единой реки -
Это солнце ведет вендетту
Против тебя, против нас, против них…
Я, наверное, псих…
Горит земля и воздух горит,
Убиты боги, дьявол убит,
Трупы давно превратились в пепел пустынь.
Солнце, солнце, смерти кусок,
Стругает гроб для земли из досок
Из сосновых досок, что не превратилися в пыль.
Вышел огонь из темницы веков,
Сгорела земля в безоблачный день.
Сбросил огонь с себя цепи оков,
Выжег огонь здесь каждую тень…
И тебя, и меня, и их…
Я, наверное, псих…
The field of plastic roses
Я умру на поле пластмассовых роз
Когда не о чем будет писать,
Когда синоптики подпишут прогноз
И мне не о чем будет мечтать.
И не будет на поле пластмассовых роз
Ни друзей, ни вдовы, ни траурных лент…
Я умру, но не думаю, что это всерьез…
Мое поле -- мой монумент.
Когда не будет больше огней,
Я закрою глаза, я шепну в ночь: "Adieaux!
Прости и прощай, не жди новых вестей
Не извиняйся, я тебя не виню.
И я превращу в кружке чай в цианид,
Выпью, пойду да на поле из роз…
В стране, где звезды плачут навзрыд,
Но нет ураганов, снега и гроз…
И дорогу осветит свет синих глаз,
Больших и чистых, как две полных луны…
Их хозяин знает всех нас,
Знает наши мечты, кошмары и сны.
И, дойдя до поля пластмассовых роз,
Мы молча расстанемся -- я умру, он -- уйдет…
Я останусь на ложе несбывшихся грез,
Где над могилой моей пересмешник поет.
Вот и все, что случится, когда я умру.
А ты не грусти понапрасну, my bell --
Я пишу эти строки -- значит живу,
Я еще не сказал всего, что хотел.
Way to nothing
Растопите лед наших глаз,
Вытрите кровь с наших плеч,
Эта песня проста, но она не для вас,
И закрыв уши -- тишины не сберечь.
Расскажите о тех, кто устал…
Кто не смог больше жить, взял и умер.
Но прочь с дороги, ослабьте накал --
Слышите? Это чертов наш зуммер!
Откройт5е же карты свои --
И сыграет пара валетов,
И кон -- ставкой наша да жизнь
Мы поднимем и выбросим в лето.
Откройте же дверь и пусть войдет ночь
Госпожою над всеми царями.
Ветер свечи задует -- ее верный пес,
Месяц -- узник грустно звякнет цепями.
Ночь будет с нами покуда опять
Не убьет ее криком убийца -- петух,
Но мы к черту уйдем, вы отправитесь спать
Лишь только очаг в трактире затух.
А за нами и ночь, словно Лазарь, восстав,
С нею ветер, дальше -- старуха с косой…
Боже, дьявол и все остальные, как я устал,
И тропа скрыта по пояс травой.
В наших глазах -- только боль и тоска,
В наших глазах -- дорога и тьма,
Вам не понять, как страха не знать…
А нас изнутри пожирает чума…
И конца тебе нет, наш путь в никуда,
А в начале твоем -- оплавлены дни…
Без времени, без расстояния путь,
И лишь шепот в ночи: "Спи, мой ангел, усни…"
The castle
За синим морем, за стеной из лесов,
Никто уж не помнит, в какие года,
Стоял замок -- прибежище сов,
Вкруг замка -- на мили сада.
Был замок пуст, как глаза мертвеца,
Сады не слыхали пения птиц…
Над замком все время висела луна,
Солнце не смело нарушить границ.
В подвалах замка -- груды костей
Меж гор злата белеют во тьме…
Но нет жизни, лишь свет болотных огней
Отражается в темном окне.
В просторных залах -- молчанье и пыль,
Все гобелены сгнили давно…
Рассыпались в прах страницы из книг,
Уксусом стало в подвалах вино.
А в тронной зале висит на стене,
Над троном из злата и редких камней,
Портрет юного принца, что здесь сидел,
Что стал тенью в замке теней.
Что с ним сталось -- не знает никто,
Неизвестно…а замок то пуст…
Лишь дыхание смерти слышится в нем,
Да тоска, да щемящая грусть.
И стоит этот замок так тысячу лет,
За синим морем, за стеной из лесов…
Круглый год в лунный свет он одет…
В царстве забвенья и призрачных снов…
Oracle
В Великом Египте, очень давно,
Жил фараон, дитя небес,
Был мудрей всех живых он,
И в народе звался Рамзес.
Люди любили Рамзеса за ум,
Он на все всегда знал ответ…
Знал даже, как успокоить самум,
И в глазах его был яркий свет.
Да не знали люди, не ведал никто
Тайны Рамзеса, секрета веков.
Рамзес не знал ничего, совсем ничего,
Оракул по воле богов
Отвечал на вопросы его
И Рамзес воздевал к небу руки…
Сколько звезд в синем небе, в Египте -- песков?
Где найти лекарство от скуки?
Оракул был стар, стар как мир,
Он знал все на свете и боле того…
Знал даже, как сделать солнцем сапфир…
А Рамзес не знал ничего.
И двадцать лет Рамзесс вопрошал,
Возвышался над миром, поверил, что Бог…
Но однажды оракул Рамзесу соврал…
Пытался сдержатся, видно не смог.
"Когда я умру?" спросил фараон как-то раз,
И что-то сломалось в гранитной груди…
"Когда солнце взойдет, в тот же час…
наслаждайся, вся ночь впереди."
Разгневанный Ра, услышав ответ
Сверху, из пламени колесницы,
Расколол камень, выпростал медь --
Лишь испугано крикнули птицы.
А Рамзес не знал, не знал, нет…
Не мог врать оракул -- Рамзес заболел…
И не успел увидеть рассвет --
Умер, застыл, весь побелел…
Да не было на это воли богов,
А оракул стал богом, хотя -- бы на миг…
На секунду сбросил цепи оков…
Да не вспомнил ученый, написавший сто книг
О куске бронзы, о старом камне,
Тех, что нашли в глубине саркофага…
И никто не узнал, лишь мы с вами,
О боге, стал которым оракул.
I’m tired (heart and rooftop)
Черт, как же все надоело…
Я замерз, здесь нет уж тепла…
Сердце мое, ты куда улетело?
Крыша моя, твои как дела?
Никому не исполнить того, что хочу я,
Разве Ему?…Да мы с ним не в ладах…
Моя крыша по свету кочует,
Я запутался в сердца следах.
А в глазах моих -- лед да и пламя,
В глубине моих глаз -- рай и ад.
Мое сердце пропало меж вами,
Моей крыше я сам уж не рад.
Пыль дорог, словно плед, серый плед…
Я тону в ней, растворяюсь совсем.
Сердце приняло безбрачья обет,
Крыша едет не зная проблем.
Надо мной потолок, во мне -- пустота,
Вокруг -- стены, я как раненый зверь…
Мое б сердце на небо, да расцветка не та,
Моя крыша, где ты теперь?
Моя кожа сегодня -- броня из свинца,
Пули шьют навылет меня…
Мое сердце, дойдешь со мной до конца?
Крыша, спасешься ли ты от огня?
Мое тело изранено, стонет душа,
Я забыл, что есть страх и любовь…
Мое сердце сметает граница шутя,
Моя крыша летит над сценами снов.
Я устал, я почти что погиб.
Мне не хватило всего ничего…
Мое сердце сегодня -- ядерный гриб…
Моя крыша сгорела этой весной.
Today
Сначала был свет где то там, впереди,
Было утро, мир был у ног…
Сердце птицею билось в груди,
Не было стен, что сдвинуть не мог.
И был свет в моих серых глазах,
На небе -- солнце, ветер -- мой конь.
Это было вчера…Сейчас все не так,
Сегодня с утра окончился сон.
Сначала забрали из сердца любовь,
Промыли газом и вот оно -- лед…
В вены залили яд, слили в банки всю кровь,
Я проснулся от хлада в сердце моем.
В глаза же засыпали пыль от дорог
Ведущих сквозь ночь в никуда.
Забрали мечту -- какой же в ней прок?
Впаяли в башку провода.
Забрали надежду, взамен вбили гвоздь
В левую руку, туда, где плече…
Вместо пальцев -- ножи, крушащие кость,
В голове же -- и лед, и огонь…
Выключив солнце дали свечку на грудь,
Стены из дуба красной тканью обиты,
На руки -- наручники, ноги в цемент обуть,
Друзья иль убьют, или будут убиты…
Вбили в голову бредовые цели…
Боже, как же я все же устал…
На ноги -- цепи, на руки -- цепи…
Сердце не бьется, сердце -- кристалл.
Но мне надоело, цепи -- к чертям!
Верну себе все, что забрали они!
Не стой под стрелой -- кости к костям…
В эти серые дни, в эти смутные дни.
Young killers
Безупречные люди в костюмах из твида,
В черных очках, зубы белей соли и мела.
Улыбки как лед, души закрыты,
Перчатки не снимут даже в постели.
Их дамы с внешностью древних богинь
И с мозгом курицы, выпившей спирта…
В глазах их -- небесная синь…
И пустота…ничего, кроме флирта…
Их дети вбивают гвозди в котят,
Они ненавидят всех в мире зверей…
Они делают все, что хотят, а хотят
Они мелочь -- спалить всех людей.
Они сплотятся, станут едины,
Найдут оружие прошлых времен…
Глаза холодны, расправлены спины,
Одеты в мундиры со златом погон.
Молодые маньяки, без страха, без сердца,
Винтовка в руках, смех застыл на губах…
Без страха -- вперед, смерть -- сто два килогерца…
Убьет и умрет -- к праху прах…
Убийцы -- от роду четырнадцать лет,
Глаза -- вспышка пламени, в душах же смерть…
У кого -- автомат, нож, просто кастет --
Они не заметят, не вспомнят потерь…
Шквал из ненависти, ураган из свинца,
Ливень пуль, цунами штыков и ножей…
Кровь с руки, кровь из сердца, с лица…
И лишь шепот из глоток "убей…."
И юнцы выжгут все в эти желтые дни…
Может, плохо это, да я только за.
Мне все надоело, я сам -- как они --
Чума в сердце, безумье в глазах…
Tell me, Blake…
Блэйк, расскажи мне, как это
Путешествовать с пулей под сердцем.
Что значит -- убить без трепета?
Что значит -- идти за индейцем?
Блэйк, расскажи мне, как это
Нажать на курок и увидеть
Дырку в теле, а в ней -- лучик света…
Как стать собой, никого не обидеть?
Блэйк, расскажи мне, как это
Плыть в каноэ, чертить кровью реку…
Ночной тишины как услышать либретто?
Как пулю всадить в человека?
Блэйк, расскажи мне, как это
Знать, что ты скоро умрешь…
Знать, что каноэ заменит карету,
Да не знать, куда поплывешь…
Блэйк, расскажи мне, как это
Увидеть себя на бумаге…
А рядам -- цену за свою смерть,
За пулю в спину в овраге…
Блэйк, расскажи мне, как это
Видеть смерть, прятать в кармане ее,
Гореть огнем средь зимы, мерзнуть летом,
Слышать, как умирает сердце твое…
Блэйк, расскажи мне, как это
Лица сквозь боль, боль сквозь лицо,
Время -- бритва в руке эстета,
Жизнь -- обрученья со смертью кольцо.
Блэйк, расскажи мне, как это
Видеть, как умер друг…
Быть здесь, но быть еще где то,
Под кровлей неба, среди зимних вьюг…
Блэйк, расскажи мне, как это
Time -- the way
Жизнь -- ожидание смерти.
Смерть? Я не знаю ответ.
Может, новая жизнь? Ха, проверьте,
Может, темный колодец? Солнечный свет?
Мы все, как один, идем по тропинке,
Рождаемся, умираем на ней,
Кто в сапогах, кто босой, кто в ботинках
Идем по тропе меж болотных огней.
Куда мы идем, не знает никто,
Да кому и зачем это знать?
Мы идем, а за нами -- смерть в черном пальто
Подбирает тех, кто не может шагать.
Мы идем по тропе меж "было" и "будет"
Но они от нас, как всегда, далеки…
Никто никогда ничего не забудет,
Никто никому не протянет руки.
Вся тропинка усыпана теми, кто шел
Перед нами сто тысяч лет…
По нашим костям наши дети пойдут
После нас, да по нам, нам во след.
Мы прем напролом, мы идем и идем,
Да не приблизим завтра мы ни на шаг.
Время -- речка, оно -- водоем,
Коварный противник, невидимый враг.
И тропинка из времени и из костей
Всех кто шел по ней, всех, кто пойдет,
Не несет в себе хороших, плохих новостей,
И, поверь мне, совсем никуда не ведет.
Тропинка -- это Мебиуса лента,
Идет из себя, уходит в себя,
Ни стоит она, поверь мне, ни цента,
Ни смерти, ни мук, ни меня, ни тебя…
She was…
Ее глаза цвета ультрамарин,
Я любил этот цвет, эти глаза…
В них горели моря, тонули огни,
И потопом из глаз тех слеза…
А волосы были цвета зерна…
От улыбки ее мне было светлей…
Мне ее не забыть, ни за что, никогда,
Она прожила семь тысяч дней…
И жизнь -- как вино, стала уксусом вмиг…
И что же? Мы отправились спать…
А утром я понял -- Бог всего лишь старик,
И Ему давно на все наплевать.
Я буду помнить огонь ее глаз…
Ее смех…как она умерла…
Она знала все, была среди нас…
Она была сном в центре сна.
Смеялась она всегда невпопад,
Она была, как несносный мальчишка…
Смех струился с небес -- серебра водопад…
Но она умерла -- и закончена книжка.
И никто не узнал, что она умерла,
Это знаем лишь я и она.
Ночь приняла в объятья, убила скала,
И меж нами -- забвенья стена.
Без нее я остался один в темноте,
В душном городе - банке сардин…
В странном мире, в сплошной пустоте…
А глаза ее -- цвета ультрамарин.
New Year
Окончен еще один год.
Итог, как всегда -- ничего.
Друзей за бугор уволок пароход…
А я жду здесь чего то…не знаю чего…
Тысячи стрелок укажут мне путь,
Пальцы тычут назад и вперед…
Только сложно вперед заглянуть,
Ведь окончен еще один год.
Губы ночи шепчут: "Вперед!!!"
Звезды -- глаза тех, кто не спит.
Кто-то останется, кто-то уйдет…
Кто-то выжил, кто-то убит.
Что даст этот год, чего еще нет?
Кто скажет, что еще ждать?
Зима сожмет ветра кастет,
Бьет город наотмашь опять.
А в глазах -- ожиданье чего-то,
В мозгу же -- усталость и боль…
А, быть может, мы -- другая порода?
Что нам стоит смешать и лед, и огонь?
И красный цвет, и еду из камней,
И любовь, что в бутылке с вином,
И трупы сотен убитых людей
Мы смешаем в похмельный синдром.
А за нами -- полночь расцвечена льдом,
И он рвется из рук мертвецов и детей,
Он разрывает небо огнем,
И леса умирают в свете огней.
И Год, Новый Год, что ты несешь?
Цвет новой зимы? Кровь старых дорог?
Поэт да певец, что нам ты споешь?
Про открытую дверь? Про новый замок?
Our secrets (The Wind)
Ветер не расскажет
Наших секретов чужим.
Чайка, парит что над пляжем,
Обратится в сиреневый дым.
Травы касаются неба,
Но травы боятся огня…
Не спрячешь секретов от ветра,
Тебе не уйти от меня.
Облако касается края,
Края бескрайних небес,
Тащит на крыше ворота от рая,
Да внизу ухмыляется бес.
Но травы выше и выше,
Выше рая, выше богов…
И нас только ветер услышит,
Смахнет он с ран наших кровь.
И ветер играет в прятки
В зарослях трав и дурмана.
Враги бегут прочь без оглядки
Из нашего древнего храма.
Где травою стены до неба,
И где солнечный купол на крыше.
Где вокруг -- бескрайнее лето,
Где нас только ветер услышит.
Тихий шепот признанья
Под сводами неба и лета…
Не нужно жертв и закланья,
Только место и время все это.
И ветер не расскажет
Наших секретов чужим.
А чайка, парит что над пляжем
Станет старцем белым, седым.
Through fog
Уходи. Впереди, за туманом
Ждет нас ласковый день,
И земля, и дальние страны,
И прохладная, легкая тень.
Там, за краем синего марева,
Волны бьют берег песчаный…
Мы ступаем на берег чуть палевый,
Берег ласковый и чуть-чуть странный.
И в этой за-сине-туманной стране
Ты рукою своей прикоснулась ко мне.
И туман расступился, остались лишь мы
В этой странной стране без войны.
Знаешь, там вдали за туманами
Можно легкий бриз оседлать,
Можно песню петь с океанами,
Можно жить, можно не умирать.
И сосчитать можно звезды на небе,
И не стареть до скончанья веков…
Не думать о боли, не думать о хлебе,
Не слушать тупых, как дубы, дураков.
В этой за-сине-туманной стране
Все случается так, как случалось во сне.
И туман ушел, и остались лишь мы,
Там, где мы все же нужны.
Помнишь? Родились мы там до поры,
А потом -- убежали, теперь -- возвратимся.
К черту петли, мечи, топоры…
И друзей, что в церквях или спился.
Или просто забыли тропу,
Что идет сквозь туман этот бродом.
Уходим, скорее, здесь мы -- в плену,
Уходим, уходим, уходим.
В нашей за-сине-туманной стране
Мы будем жить с Господом наравне.
Так идем сквозь туман, в желто-красный проем,
А иначе -- здесь мы умрем.
Picture
Я рисую на бумаге
Синий, синий, синий день.
Ручеек на дне оврага,
От деревьев старых тень.
Лес и лето, на опушке
Старый пень, поросший мхом.
Я рисую крик кукушки,
Запах трав, далекий гром.
Блеск ручья и шелест трав
Я рисую на бумаге…
Ветер, звуки что собрав,
Пьет небес шальную влагу…
На листе рисую лес,
Ветвь за ветвью, лист к листочку,
Зелень трав и синь небес,
Паутины шелк непрочный,
Птичью песню, запах леса --
Ручкой на куске тетради.
Просто ради интереса,
Леса этого лишь ради.
Я рисую, я рисую
Дом под сенью старых сосен.
Через месяц все закружит,
Как всегда, царица осень.
А пока здесь на рисунке
Будет лето, только лето.
Ветер здесь чуть -- чуть подует
И шепнет мне часть ответа
На вопрос, что не задал я…
Но иду я вдоль оврага…
Ухожу -- здесь жить устал я,
Ухожу в лес на бумаге.
The rain
Дождь смывает с мира краски…
Под дождем стоит ребенок.
И он смотрит без опаски
На листок еще зеленый.
Среди леса цвета хаки,
Среди серых струй дождя
Ветер ветви рвет собакой
Вот уже четыре дня.
Мир уже почти весь серый,
Дождь убил цвета и солнце.
Все попрятались по кельям,
Под дождем -- один ребенок.
И он смотрит на листок,
Среди серого -- зеленый,
Он один, продрог, промок.
Ветер воет, ветер стонет.
Ветер гонит звуки прочь,
Дождь смывает с мира краски.
Скоро будет снова ночь
В этой серой, серой сказке.
Но пока глядит ребенок,
Средь дождя, дождя и ветра,
На листок еще зеленый,
Наша песенка не спета.
Мы воспрянем, мы воскреснем,
Дождь уйдет, вернется солнце,
Ветра вой сменится песней
И цвет снова в мир вернется…
Станет снова синим небо,
Зелень трав у моих ног…
Краски здесь, и снова лето…
Но сорвался вниз листок…
Мир стал серым в один миг,
Не осталось красок, все…
Мальчик головой поник…
Мальчик умер…
Все умрет…
Дождь смывает с мира краски…
Hell and Heaven
Выше синего неба,
Выше звезд и луны,
Тех дорог, где я не был,
Тех земель, что лишь сны,
Тех, раскрашенных утром
Горных дев стройных станов,
И реальности сущей --
Купола твоих храмов.
Где колени склоняя,
Выше мира и Бога,
Ни конца где, ни края,
Где ни ада, ни рая,
Я смеюсь и я умираю,
Меч разбив у порога.
Дальше полночных звезд,
Дальше ночи и горя,
Не дойдет паровоз
Да до нас, да с тобою…
Да до храма на круче,
Дальше мысли и слова --
Этот храм -- самый лучший,
Мне не надо другого.
Руки к сердцу прижал я,
От тебя в полумиге,
Дальше ада и рая,
Дальше воя и лая,
Там, где я умираю,
В чьей то чертовой книге.
Ближе всех я к тебе,
Ближе ветра и снега…
Серебром будет снег,
В диадему Омегу
Я воткну для тебя,
Ведь я ближе, чем все,
Я погибну любя,
Что мое -- то твое.
И, касаясь губами,
Я шепчу: "Что теперь?"
Ближе ада и рая
Ты -- Венера нагая,
Краше всех, кого знаю…
Но и все. И пришла моя смерть.
To recall (Dust and sand)
Наши души, как стекла,
Дрожат на ветру,
Наши руки удержат их в теле…
Вера в правду поблекла,
Придали огню
Что любили мы в самом деле.
Сто дорог от начала
Прошагали к концу,
Сотню тел наших принял ковыль.
Ничего не осталось
Истцу и лжецу,
Все обратилось в пыль.
Пыль и песок…
Пепел и гарь…
Все, что оставили, все, что оставим.
Пуля в висок,
Все как в старь,
Все что надо нам, все как надо.
Песни мертвых певцов
Греют не мертвых,
И лишь жизнь продолжает бег…
Вспомним наших отцов,
И правителей гордых,
Вспомним достойных памяти всех.
И помянем их добрым словом…
А там -- и как статься,
И, быть может, луна станет сыром…
Станем молоды снова,
Коней искупаем в шампанском…
А коль не так -- кота мордою в пиво…
И пыль и песок,
Пепел и гарь
Спрячут нас, одеялом укроют…
Наши души -- в лесок,
А тела -- на фонарь…
А сердца -- расстреляют пред строем.
Tomorrow will be autumn
Завтра будет осень,
Завтра все умрет…
На деревьях -- проседь,
Завтра уж идет.
Завтра скрипнет дверью,
Выманит кукушку,
Ей ощиплет перья,
А часы -- игрушка…
Завтра уже близко,
Осень уже близко,
Слышишь, смерть идет?
Завтра уже близко.
Завтра станет желтым
Мой зеленый лес.
Воздух станет спертым,
Почернеет крест.
Да ступенькой скрипнет
Завтра моя смерть…
Мне играют скрипки
Сквозь окно и дверь.
Завтра за окошком,
Осень за окошком,
Смерть стучится в двери,
Осень за окошком.
И часы стучат двенадцать,
Три осталось, два, один…
Как хотелось бы остаться,
Да уж больше нету сил…
Открываю двери смерти,
Рядом завтра, рядом осень…
Ангелы поют и черти,
А я взял и кинул кости…
Завтра наступило,
Осень наступило,
Смерть поет фальцетом,
Завтра наступило…
Old, sad Satan (Mama is dreaming)
Как туман легка вода,
Подо мной текут огни…
Проплывают города,
В темноте блестят они…
Но в заброшенных церквах
Старый, грустный Сатана
Пьет с тоскою чей то страх,
Пьет печаль свою до дна.
Мама видит сны…
Папа спит давно…
Я лежу в объятьях тьмы
И мне все равно.
А на темных небесах,
Свесив ноги с облаков,
Сидит старый патриарх,
Лепит свой чертог из снов…
И любовь пришьет ко снам,
И кому-то даст жену…
Как он добр ко всем нам…
А мне жалко Сатану.
Мама спит давно,
Папа видит сны…
А моих степных костров
Не коснется свет луны.
Старый, грустный Сатана
Спать ложится на кресте…
Даже Бог в объятьях сна
Где-то в синей высоте.
Все забыто до утра,
Войны, споры, злоба, смерть,
Только отблески костра
Освещают мою дверь.
А за нею
Мама видит сны,
Папа спит давно…
В прах рассыпались кресты…
А мне -- все равно…
1-я часть, 2-я часть, 3-я часть, 4-я часть, 5-я часть, 6-я часть.
