ЧЕЛОВЕК-ПЕРЕКРЁСТОК
| В толпе рвущейся из перехода, в карманах с последними известиями, в которых достижения народа и приверженность пространства к шкале Цельсия... С мозгами забитыми картинками времени, вот-вот текущими, и что толку, оно слон для слепцов... Покупайте газеты пространство дикорастущее организовывать! С торговцами мороженного и пива, например, на перекрестке Большой Медведицы, Млечного Пути и звезды Коло, где с грузовика рассыпались свечи и кто-то эту оплошность назвал солнцем... С торговцами мороженного и пива — как с росой свежего дыхания вечности, по утру на прилавке столетнего облака, земля радовала глаза навстречу; как дыня капустным листом завернутая, толпе мёртвых из перехода. Души которых вокруг летая собирались на перекрёстках и откуда птичьими стаями улетали вечности перо ворошить! Перекрёстки же, мучаемые жаждой, набирались вселенского духа, становились людьми однажды, поднатужившись, и уходили по земле щи хлебать или радио слушать, или на белый снег смотреть... Дикорастущее пространство организовывая, которое пугалось того, что у меня четыре руки, и стремилось проскочить, пританцовывая, через визг и скрежет черной реки автомобилей и людей на асфальте, через бетонные сваи капилляров, бьющихся в теле моём и памяти звезды с небосклона извилин падающей, где яркое солнце и гроза с бурей — две крайности, а между, в пространстве тесном, облака безмятежного состояния... Так вот, дикорастущее пространство организовывая, я простоял тысячелетья! В теперешнем воздухе неоновых реклам искусственного солнца, типа: «Наше поколение выбирает пепси»... Стоит невыносимый гвалт, где-то в области сердца... Дворники служители подноготной, из поколения в поколение перенимая опыт, скребли мое громоздкое тело. Жрецы, прикупая водку у барыг, стоящих тут же в моей утробе, в переходах, с вечера до утра, глотку трясущимися руками в ознобе промывали, священнодействовали, передавая в мётла вдохновение утреннего изначалья, как бы мир познавая снова по моим ссадинам или шрамам, которых накопилось невероятно много... Читали мои ночные сновидения, когда мне снилось, как человеку, что мой труп привязали к трамваю и волочили по скользким камням до рассвета. Потом я кричал, пытаясь из мёртвого тела звуки, как из будильника — жизнь запустить, и казалось, что это всего лишь минутная слабость, и, стоит лишь двигаться быстро, утраченной жизни пойдут шелестеть шестерёнки! И я просыпался, тем же мёртвым стоять перекрёстком с гаишником сонным, как с Ангелом падшим в извёстку! Я плачу, наволокло дым или соринку ветром, в глазах стоят дождя громоздкие тучи — душам мёртвых из перехода промыть уключины, а потом улыбнуться во всё своё солнце! Сквозь это нагромождение рёва и гуда до другого собрата не докричаться. Он тоже занят потоком времени. А дороги — бегущие домочадцы из ветреного женского племени... У них короткая память. Они только помнят, что мы их любим и, заливаясь смехом от счастья, где-то теряются в людских судьбах! Мою шкуру кромсали танки, портили бомбёжек рвы, только тогда я любил усталую дорогу, бежавшую ко мне от войны! А нынешних две подруги, дороги хохотуньи-болтушки — развлеченье от скуки! Сумерки. Коммерческие ларьки, как пуговицы на теле моём, на распахнутом пальто из бетона, сверкают. Дальше дети, внуки мои — улицы с правнуками тупиками, с праправнуками переулками — родства на киселе писанного! Здания, как перья врастают в руки, светом рыжины лисьей. Стекло в одиночестве частых окон, в час поздний не спящих, разбитых бессонницей, мечтающих о небе высоком с огненной птицей солнцем — это мои глаза и улыбка с рядом зубов света белого — перья зданий превращаются в крылья, для полёта в пространстве медленного! Закрываются переходы в метро, в клокочущей глубине моего тела... Жёлтая пульсирует кровь на виске светофорами-венами... На утро шли монахи с иконой Владимирской Богоматери, в моих слезах застревая обозами во все четыре стороны креста моего тела изрытого ранами-розами! Жёлтая дыня в капустных листах облаков, в час пик пробкой забитая на перекрёстке, летела в пространстве, в росе мерцающих звёзд, мимо насекомых комет, пролетающих в воздухе. Это уже утро! С тяжким кашлем отхаркиваю час пик... Подождите! Прислушайтесь! Это мое сердце грохочет от любви! Размеренный поток времени перехлестнул все попытки сблизиться... И я уже снова бредил датами, судьбами, лицами! И мне казалось, что я их слезами умытый, слоновьими ногами затоптанный, вдруг взмахнул своими крыльями монолитными и понёс эту землю к звезде высокой! |
|
© Тимченов Андрей, 1998-2000.
© Царскосельский журнал для поэтов «Мансарда», 1998-2000.
